TimesHistory

Своего рода завершением серии празднеств, связанных с периодом якобинского Конвента, явилось торжество в честь «Верховного существа», состоявшееся 8 июня 1794 г. Позволим себе в связи с упоминанием этого праздника остановится на речи Робеспьера на заседании Конвента 7 мая 1794 г., ибо эта речь носит программный характер и дает основание для существенных выводов. Речь называлась «Об отношении религиозных, и моральных идей к республиканским принципам и о национальных праздниках». Первая ее часть носила исключительно политический характер. Во второй оратор говорил о нравственном воспитании через праздники и о культе Верховного существа. «Соберите людей; вы сделаете их лучшими, потому что собравшиеся люди будут стремиться нравиться друг другу и они смогут добиться этого только тогда, когда своими действиями вызовут уважение к себе. Пусть они соберутся по важному моральному или политическому поводу. Национальные праздники должны пробуждать благородные чувства: любовь к свободе, любовь к родине, уважение к законам»[29]. Также, по словам Робеспьера, они должны осуждать изменников и тиранов, воздавать общественную благодарность «героям свободы и благодетелям человечества. Пусть они будут украшены и отмечены соответствующими их предмету эмблемами»[30]. Робеспьер говорил и о том, что праздники должны проходить под покровительством Верховного существа (истинным служителем которого является природа, храмом — вселенная, культом — добродетель). Праздник в честь Верховного существа — «это радость великого народа, собравшегося перед ним для того, чтобы завязать сладостные узы всемирного братства и выразить ему признательность чувствительных и чистых сердец»[31]. С одной стороны, речь Робеспьера была адресована будущему, поскольку в ней говорилось о Верховном существе, культ которого только должен был быть введен. Но с другой стороны, в речи уже обобщался определенный опыт, в частности опыт праздников, происходивших ранее. Большинство из названных Робеспьером положений (по части праздников) уже было реализовано в праздниках II года Республики. В заключение выступления Робеспьер огласил проект декрета, принятого Конвентом. Среди пятнадцати включенных в него пунктов находился обширный перечень предстоящих праздников. Пункт IX гласил: «Национальный Конвент призывает всех талантливых людей, достойных служить делу человечества, к чести оказания помощи в устройстве праздников гимнами и гражданскими песнями и всеми средствами, которые могут сделать их более прекрасными и полезными». В пункте X значилось: «Комитет общественного спасения отличат работы, которые он сочтет способными выполнить эти цели и вознаградит их авторов»[32]. Так еще раз подтверждалось уже существовавшее сотрудничество революционного правительства и принявших революцию талантов. И, как бы подтверждая этот союз, на трибуну сразу же за Робеспьером поднялся Давид, огласивший план проведения праздника в честь Верховного существа. Праздник состоял из двух частей. Он начинался в Национальном саду (так переименовали Тюильри), заполненном народом. Воинственная музыка разгоняла сон, и народ приветствовал восходящее светило (прямая отсылка к языческим культам). На балкон Павильона единства (один из павильонов дворца Тюильри) вышел Конвент во главе с Робеспьером. «Неподкупный» был в «голубом фраке и нанковых панталонах. В руках его был букет из колосьев, цветов и плодов». Между двумя речами Робеспьер спустился с балкона, взял в руки факел и поджег картонную статую Атеизма. Сгорая, она открыла спрятанную в футляре прекрасную статую Мудрости. Затем следовало пение гимна в честь Верховного существа. На этом первая часть заканчивалась[33]. Люди направлялись в сторону Марсова поля, ставшего Полем Единения. Не будем опять-таки перечислять всех входивших в состав шествия «составляющих». Была и статуя Свободы на колеснице, восседающая под дубом и окруженная атрибутами труда, искусств и плодами французской земли. Были трехцветные ленты, венки из цветов и т. д. На Марсовом поле, куда устремлялось шествие, были проведены новые подготовительные работы. На месте Алтаря отечества возвышалась Гора. Среди гротов, кустарников, камней на ее склонах разместились депутаты Конвента, музыканты; представители парижских секций, старцы и мальчики с одной стороны, матери семейств и девушки — с другой. Юноши окружали подножие Горы, а по нолю растекались двумя потоками колонны мужчин и женщин. По сигналу расположенных на вершине Горы трубачей началось исполнение гимна в честь Верховного существа. Затем под грохот канонады присутствующие бросали цветы, обнимались, благословляли на подвиги мужчин, потрясавших оружием, (заметим, что после того, как в июле 1792 г. был принят декрет, объявляющий отечество в опасности, все праздники стали включать ту или иную демонстрацию патриотизма, непримиримости к врагам). Изобразительной доминантой праздника была Гора. Она символизировала возвысившийся в результате революции род человеческий и широко использовалась во время праздников в других городах Франции, например в Лионе, на празднике Федерации в 1790 г. Если в Лионе ее увенчивала статуя Свободы, то в Париже — дерево Свободы с прикрепленным к нему шестом с фригийским колпаком и трехцветным флагом. Неподалеку от Горы находилась колонна, увенчанная фигурой Гения Свободы[34]. Последующие события отбросили на праздник в честь Верховного существа зловещую тень. Не прошло и нескольких недель, как в июле 1794 г. главное действующее лицо праздника и его вдохновитель Робеспьер вместе со своими сторонниками был гильотинирован, а «режиссер» его — Давид оказался в тюрьме. Наступил период Термидора. Чем же был праздник в честь Верховного существа? Он был своего рода кульминацией тех руссоистских тенденций, которые и раньше проявлялись в праздничных ритуалах, но приобрели теперь особенно широкое распространение. В этом, безусловно, сказались вкусы Робеспьера, находившие поддержку у Давида. Организатора праздника в честь Верховного существа Давида, например, упрекали в том, что он мало вовлекал народ в действие, ориентировался на взгляд со стороны. Такую позицию можно объяснить тем, что праздник 1794 г. проходил в совсем иных условиях, чем праздник Федерации. Друг за другом прошли казни Дантона, Эбера, Шометта и их приверженцев. Якобинцы потеряли поддержку шедших за ними раньше санкюлотов. Все это создавало обстановку напряженную, чреватую новым взрывом. И вот окрашенный идилличностыо праздник, на который Робеспьер возлагает большие надежды в своем плане 1794 г. Давид сделал акцент на стороннее восприятие праздника, что не исключало и непосредственного приобщения к оному желающих. Достаточно посмотреть гравюры, запечатлевшие праздник в честь Верховного существа, чтобы увидеть, что к нему, так или иначе, приобщилось достаточно много народа. И дело здесь было не в приверженности Робеспьеру, не в поддержке не очень понятного толпе культа Верховного существа, а в том, что этот праздник, как и предыдущие, олицетворял торжество революции и заканчивался словами: «Да здравствует Республика!» С падением Робеспьера и его сторонников народные празднества не прекратились.