TimesHistory

* * *

Было все – и тюрьма, и сума,

В обладании полном ума,

В обладании полном таланта,

С распроклятой судьбой эмигранта

Умираю .[1]

Двойственный характер данного дипломного сочинения – биографический и источниковедческий определяется позицией, которую занимает герой нашего исследования в истории русской культуры, литературы и мемуаристики. Георгий Иванов – поэт серебряного века, акмеист и антиакмеист, эмигрант и мемуарист, патриот и коллаборационист – и в то же время почти неизученная фигура серебряного века и русской эмиграции.

Сейчас, когда повышается интерес к источникам, до недавнего времени слабо введенными в исторический оборот, нам кажется интересным обратиться к творческому и мемуарному наследию Георгия Иванова, одного из знаковых фигур серебряного века и русской эмиграции. Несмотря на то, что его мемуары достаточно известны, они тем не мене слабо введены в научный оборот. Работа, таким образом, в определенной мере носит источниковедческий характер, поскольку позволяет оценить место мемуарного наследия Г. Иванова в источниковой базе по истории серебряного века и русской эмиграции.

Ввод и разработка новых или малоиспользуемых источников по этой проблематике кажется достаточно актуальным вопросом. Культура русской эмиграции оказала существенное влияние на западноевропейские, прежде всего французские и немецкие, литературу, философию, живопись, театр, балет, декоративное искусство, оперу, музыку, исполнительское искусство, которое продолжает сказываться и по сей день. Сейчас, когда роль культуры в миротворческих усилиях становится все более значительной, настало время поднять из глубин памяти те имена, события и явления, которыми была богата культура русской эмиграции.

«Слава Богу, - писал Г. Абрамович, - что сотни и тысячи русских людей в эти трагические для России годы использовали свои силы, дарования и ставшую их уделом свободу для творчества, которое бесследно развеяться в воздухе не могло и которое войдет когда-нибудь в «золотой фонд» русской культуры! Слава Богу, что эти люди не впали в уныние, не соблазнились донкихотством, благородным, но в конце концов бесплодным, и продолжали работать в той области, где им удалось и проявить себя, и послужить развитию русского, а значит, и общечеловеческого духа!»[2]

Среди этих имен – и имя Георгия Иванова. В воспоминаниях Н. Чуковского о Николае Гумилеве отмечено значение, которое придавал Н. Гумилев Г. Иванову: «Начал он [Н. Гумилев] с Георгия Иванова и Георгия Адамовича, о которых отзывался всегда как о крупнейших, замечательнейших поэтах. По его словам, они олицетворяли внутри «Цеха» как бы две разные стихии – Георгий Иванов стихию романтическую, Георгий Адамович – стихию классическую».[3] Естественно, что биографическая сторона работы была продиктована местом Г. Иванова в русской культурной жизни и эмиграции.

Казалось бы – что значит жизнь одного человека, причем поэта для серебряного века не первостепенного, для истории? Однако нельзя забывать, что эмиграция – часть не только русской культуры, это неотъемлемая часть исторического процесса нашей страны. Естественно поэтому было бы спросить, что же делали на чужбине эти люди, неужели только жили, тосковали, вспоминали, ждали лучших дней? Для историка, желающего верно представить себе историю ХХ в., как всемирную, так и непосредственно историю Отечества, крайне важно понять общую атмосферу и события, причины, задачи русской эмиграции. Изучение биографий русских эмигрантов позволит приблизиться к решению этой задачи и станет базой для расширенных обобщений. Напомним, что нет общего без частного, и нет истории эмиграции без ее людей.

Наконец, изучение биографий и творческого наследия (в т. ч. и мемуарного) деятелей культуры позволит еще раз обратиться к истории революции. Эта тема, разрабатываемая не одно десятилетие, постоянно открывается исследователям с новой стороны. Изучение жизни представителей культуры в революционные годы – одна из граней, позволяющих приблизиться к многостороннему, объемному построению объективной истории революционной эпохи, в которой у каждого социального слоя были свои интересы и своя правда. И если долгое время исследователей интересовали прежде всего настроения революционно настроенных слоев, то теперь мы можем убедиться в пророческом видении И. Бунина: «… наша «пристрастность» будет ведь очень и очень дорога для будущего историка. Разве важна «страсть» только «революционного народа»? А мы-то что ж, не люди, что ли?»[4]

Таким образом, актуальность предлагаемого исследования не представляет сомнения. С научной точки зрения его новизна обосновывается тем фактом, что, как справедливо заметил Р. Тименчик в своей статье «Георгий Иванов как объект и субъект»: «По сути дела, о Георгии Иванове мы знаем не так уж много».[5] О. А. Коростелев отмечает: «Общую канву жизни Бунина может изложить любой прилежный студент-филолог, жизнь Набокова расписана едва ли не по дням (почему-то стараниями славистов из Австралии преимущественно), о Цветаевой исследователи знают все, что можно знать о поэте, даже лишнее. Адамовичу и Иванову в этом смысле повезло куда меньше. Сведения об их жизни скудны даже в биографических словарях и серьезных исследованиях, хотя без упоминания этих имен не обходится практически ни одна работа о русском литературном зарубежье. И везде, как правило, повторяются, так или иначе, вместо реальных фактов биографии, мифы и легенды о них, к которым надо относиться с осторожностью». [6]